Русь Печорская — места, где душа врачуется Севером

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

ПЕРИОД «ПЫЛЬНОГО ЗАСТОЯ»

Мир менялся. Политическая «оттепель», которая дала свободу его творчеству, которая вытащила его в Москву на учёбу, сходила на нет, наступало время «пыльных шляп» и «лакированных» статей. Думать одно, а писать другое он не умел. Как-то в 70-х отцу заказали книгу о Сыктывкарском лесопромышленном комплексе. Помню его слова: «Не могу писать — всюду химия. В воде — химия, в воздухе — химия. Строят не комсомольцы, а “химики”. Даже в душах — сплошная химия». Эту книгу он так и не дописал. Думаю, его нельзя винить за неисполненные обязательства, так как мыслил он иначе: в его мироустройстве трескучий голос сороки, всплеск хариуса на перекате были намного значимей металлического грохота урбанизированных городов.

Впрочем, одну документальную повесть он написал — «Земля моя Коми». Книга о республике, выпущенная издательством «Советская Россия» накануне юбилея в серии о национальных республиках РСФСР, стала тем произведением, где журналистика и литература превратились в единый сплав.

В тех семидесятых он целиком погружается в творчество.

Однажды я спросил у него, почему он не пишет больших романов. Он улыбнулся и ответил:

— Каждая моя повесть — глава одного романа. Романа о людях моей малой родины. Книга зависит не от толщины переплёта, а от плотности вложенных в неё судеб.

Одной из его особенностей было умение соучастия и сопереживания в чужой судьбе. Случайная журналистская встреча могла перерасти в долгую дружбу, а небольшая зарисовка об охотнике-промышленнике, сохранившем родовое ремесло и родовые угодья, — в драматическую повесть.

Он не был изгоем. Издавали неплохо — в год по книжке. Причём, где бы книга ни выходила — в Коми книжном издательстве или в московских,— всегда был поток читательских отзывов. Публиковался и в центральных СМИ, вплоть до «Правды». Его очерк об удорских охотниках-промысловиках «Тропой зверолова» был даже отмечен редколлегией «Правды» как один из лучших материалов года. Наиболее часто его рассказы и повести публиковали альманахи «Охотничьи просторы», «Рыболов-спорт- смен», «Лесной календарь». До конца жизни он как-то по-юно- шески радовался каждой публикации, будь то зарисовка о враче в отрывном календаре или подборка стихотворений в журнале «Пионер».

Поколение литераторов-шестидесятников создавало, по сути, новую литературу России. Оно отказывалось от словесной живописи, многословия, меняя избыток описаний на динамику действия, эмоций, чувств и сопереживаний. Произведение не может быть без конфликта. Основным конфликтом, подлежащим творческому осмыслению, для отца стал внешний конфликт личности и сообщества и внутренний конфликт личности, не вписывающейся в это сообщество.

Если его малую прозу — эссе, рассказы и новеллы — критики осуждали за излишнюю поэтичность, то повестям досталось обратное — упрёки в журнализме, в стремлении к обыденной повседневности. Читая рецензии, отец сначала раздражался, но пришло время, и он стал только снисходительно улыбаться: мол, пустое всё это… от лукавого. Возвратов было много. Однажды, увидев целую груду бандеролей с возвращёнными рукописями, я удивился, но постеснялся спросить у отца. Он же, увидев моё смущение, потрепал меня по голове и объяснил:

— Возврат рукописей — это нормально. Значит, ещё не подошло то время, когда эту прозу прочтут, а главное — поймут. У Джека Лондона есть замечательный роман «Мартин Иден», если интересуешься писательским трудом — почитай. Зато три журнала не только взяли мои рассказы, но и заказали на будущее. С ними и буду работать.

В домашнем архиве множество писем из различных редакций — ответов, отзывов, отказов на его рукописи. Нынче бы такой принцип назвали «веерной рассылкой», но и в сегодняшней России нет литературных агентств, и при всём многообразии современных журналов автор сам решает задачи продвижения своих произведений к читателю. Василий Журавлёв-Печорский не гнушался такой рассылкой в поисках своих редакторов и читателей. Результат налицо — даже через 30 лет после его смерти появляются публикации, где анализируются его стихотворения и рассказы. Даже если в Интернете, о котором он не мог слышать, набрать «Журавлёв-Печорский», выплеснутся информационные справки. Кроме ссылок на публикации, откроют в статьях других литераторов об очных и заочных встречах с ним.

— Сегодня необходима литература, вызывающая соучастие и сопереживание. Нужен не писатель, диктующий своё видение мира, а писатель-собеседник, встреча с которым, очная или заочная, предполагает равенство в беседе, размышлениях и взаимное обогащение,— говорил он школьникам на последней авторской встрече, отвечая на вопрос (может, и самому себе), какой должна быть современная литература.