С ЛЕНТАМИ ЗА ПЛЕЧАМИ
Квентин Дорвард как-то написал: «К диплому капитана прилагается одиночество. Он обязан быть на сотню миль впереди своего корабля». Однажды, говоря о труде писателя, отец процитировал эту строчку писателя-мариниста. Впрочем, с морем была связана и часть его собственной жизни.
Василий Журавлёв всё же стал морским связистом. Работа на зимовке укрепила, да и молодой организм при стабильном питании взял своё. После зимовки, вернувшись в Усть-Цильму, он получил повестку и попал служить на Балтийский флот. Служба на флоте всегда считалась престижной в поморских сёлах, Усть-Цильма — не исключение. Правда, на корабль он не попал. Его, как классного радиста, оставили преподавать радиодело в учебке. Зато служба на берегу позволила не только сотрудничать с газетой Балтийского флота «На вахте», но и участвовать в работе литературного объединения, существовавшего при этой газете. Ежемесячно проходили семинары, обсуждения написанного и опубликованного, встречи с писателями. Из наиболее запомнившихся отец называл встречи с Юханом Смуулом, эстонским писателем-маринистом, и Ильёй Оренбургом. Особенностью
флотского литобъединения конца 40-х — начала 50-х была резкая бескомпромиссность в обсуждениях. Правду-матку резали, не жалея автора.
Отец как-то рассказал, что после первого «закопательного» разбора он хотел бросить писать. Но литература не отпустила. Только в последний год службы он осмелился послать свои стихи на рецензию в Союз писателей СССР. Две школьные тетрадки стихотворений попали в руки известной детской писательницы Агнии Барто. Пожалуй, её анализ был покруче, чем разборы на флотском литературном объединении: в два цвета — синим и красным карандашами — была проанализирована каждая страница. Дотошно, по-учительски. И только одна строчка заслужила похвалу поэтессы. Она подчеркнула эту строчку двумя красными линиями, поставила три восклицательных знака, а на полях написала: «Вы — поэт!» Как ни странно, эта надпись перевесила все обиды, все исправления «злым» синим карандашом.
Мнение мэтра дало не только уверенность в себе, но и право на капитанское одиночество, на поиск и выбор своего, никому не ведомого творческого курса.
Отслужив и вернувшись в родную Усть-Цильму, он ещё не знал, что вся его жизнь будет подчинена литературному труду, но был уверен, что обязательно будет творить — поведёт своё литературное судно через жизненные моря и преграды, несмотря ни на что. Он был уверен, что ни штормы, ни ветры, ни сезонные льды не остановят его, так как была у него «привычка ленты чувствовать за спиной». Ну а к одиночеству капитана, поиску своего пути в неведомом море литературы с мелями, рифами, водоворотами он был подготовлен — закалён судьбой.