ИЗ ЖИЗНИ ИРКУТСКОГО КУПЦА-МИЛЛИОНЕРА А.М. СИБИРЯКОВА 
(1880–1890 гг.)

В последние годы XIX столетия в Печорский край начал вливаться капитал (деньги). И обменная торговля чердынских купцов-монополистов пошатнулась. Появился на Печоре сильный конкурент со своим сибирским хлебом — иркутский купец-миллионер Александр Михайлович Сибиряков.
В первый раз мне пришлось посетить Печорский край летом 1882 года. В том году А. М. Сибиряковым уже была завезена небольшая партия хлеба в село Щугор — через Уральский хребет с реки Оби, по бассейну р. Сосьвы, с притоком р. Ляпин. Надо полагать, что уже была проложена в этом месте в с. Щугор немудрёная зимняя дорога. И строились — версты две ниже села — под хлеб склады.

Чердынских купцов, торгующих на Печоре камским хлебом, появление нового, можно назвать, миллионера-монополиста на Печоре сильно встревожило. Им в силу необходимости пришлось искать выход: улучшать торговое дело хлебом на р. Печоре, изыскивая новые пути хлебного транзита по Камскому бассейну р. Колвы, соединяющему с Печорой; а также и по самой Печоре это заставило сделать большую реконструкцию прежней флотилии каюков, тянувших их с устья р. Печоры до якшинской пристани «лямкой»,— этот первобытный способ, «лямку», сменить на механическую силу пароходов…

В том 1882 году был построен на р. Печоре первый пароход «Печора» купцами села Камгорт, братьями Сусловыми,— в это лето в первый раз он был пущен в плавание.

С появлением паровой силы на Печоре доставка хлеба и соли с Камы много улучшилась и сократила накладные расходы; главное — ускорила намного появление этого хлеба в устье р. Печоры, быстро растущее население которого из-за недостаточности его завозки вёснами голодало…

Разумеется, население по реке Печоре, как мне лично приходилось наблюдать, было в неописуемой радости: выходило поголовно на берег смотреть пароход. А в верховьях р. Печоры, где больше живут сектанты-старообрядцы, называющие пароходную силу дьявольской, относились к нему с ненавистью; даже не исключительны были случаи брезгования доставленных пароходом продуктов — староверы предпочитали заготовить хлеб на зиму хотя бы и дорогой ценой, но с прежнего каюка…

Конечно, недолго продолжалась эта ломка. На следующее лето был перевезён с р. Камы на р. Печору второй пароход, «Колва»,— купцами из Покчи, братьями Черных. На третье лето, в 1884 г., братья Сусловы построили второй пароход под названием «Городок». Положение с торговлей хлебом на р. Печоре много улучшилось: цена на хлеб упала чуть не вдвое. Сильно на это снижение цены повлиял завоз сибирского хлеба А. М. Сибиряковым. Печорцы его называли «просветителем Печорского края».

Второй раз мне пришлось побывать на Печоре в 1887 году. Летом того года я спускался из с. Троицко-Печорска до с. Щугор. В то лето уже на реке Печоре работало пять пароходов — был построен новый пароход братьев Черных «Александр»; он в то лето работал в аренде у А. М. Сибирякова (арендован пароход был по 400 руб. в сутки) — до устья р. Печоры пароход сплавлял с пристани Щугор хлеб, проданный отчасти ижемским купцам-оленеводам, имеющим дела с Москвой по сбыту замши и молодых оленьих шкурок — неблюев.

В том году было открыто А. М. Сибиряковым новое предприятие — лесопромышленное дело по выработке пиловочного материала (досок) для экспорта за границу, по образцу Архангельска. Для перевозки этих материалов Сибиряковым были закуплены два морских парохода: «Норденшельд» и «Обь». На одном из них было уже к устью Печоры доставлено оборудование для лесопильного завода и был доставлен из г. Архангельска набранный полный комплект служащих, с которым прибыл и сам хозяин А. М. Сибиряков…

По прибытии в устье р. Печоры был возбуждён вопрос: где построить этот завод? Одни советовали Сибирякову построить в устье р. Печоры, а другие — в верховьях, так как лесные материалы находятся в самых верховьях реки, за две тысячи вёрст от устья… А потому Александр Михайлович решил сделать осмотр мест для постройки завода в верховьях… Погрузили оборудование на арендованную баржу, выгруженную из-под хлеба,— её и назначили отправить за арендованным пароходом со всем составом служащих до с. Троицко-Печорска.

Мне, в то время находившемуся в Троицко-Печорске, лично пришлось видеть прибывших на пароходе «Александр» с небольшой баржечкой, нагруженной оборудованием для лесопильного завода,— состав служащих во главе с самим хозяином Александром Михайловичем, который находился на пароходе, занимая отдельную каюту…

Капитан парохода «Александр» А. И. Федосеев был мне довольно знаком (земляк, из Покчи) — с ним мне пришлось повидаться и поговорить. Он рассказал, что Сибиряков очень странный: никого к себе, кроме лакея, в каюту не допускает.

— Даже и я,— говорит,— как хозяин на пароходе, только два раза с Сибиряковым говорил. Сегодня Александр Михайлович заявил своему лакею, чтобы изготовить баню, а лакей сказал, что бельё осталось в Щугоре. Тогда последовало распоряжение: сходить пароходу за бельём, за 300 вёрст в Щугор. И вот придётся сегодня бежать за бельём! Все служащие только смеются…

Александр Михайлович сошёл на берег, на квартиру к тому, у которого была заказана баня (к своему служащему на пристани Ляпин — Сергею Пономарёву). Пароход был отправлен за бельём. Через три дня вернулся обратно с бельём, и Александр Михайлович помылся в бане в с. Троицко-Печорске…

В это время осматривали место для постройки лесопильного завода, но пригодного места не оказалось, а потому последовало распоряжение: вести баржечку с оборудованием обратно к устью р. Печоры…

Я искал случая поговорить лично с просветителем Печорского края А. М. Сибиряковым, однако этого свидания мне достигнуть не удалось — Сибиряков посторонних к себе не допускал.
Капитан парохода Федосеев рассказывал мне, как он [Сибиряков] принимал к себе в Щугоре местного священника, которого, говорят, щедро наградил, пожертвовав на постройку нового храма 5 тыс. рублей. Также приказал выдать одной вдове три мешка муки.

А. М. Сибиряков в Троицко-Печорске пробыл шесть дней.

Лесопильный завод, построенный в 1887 году, в 1890 году сгорел — сгорела и вся биржа с пильным материалом. Завод уже более не возобновлялся. Хлебное дело на щугорской пристани падало, так как с постройкой Котласской дороги сибирский хлеб получил новый выход: его начали транзитом отправлять из Архангельска морем к устью р. Печоры.

Котласская железная дорога положила конец монополии камским хлебам чердынских купцов. Мелкие торговцы ликвидировали свои дела на Печоре, остались только более крупные — как Алины, Черных. Вместе с ними ликвидировались и дела А. М. Сибирякова.

Уже в 1892 году А. М. Сибиряков в последний раз посещал Печорский край. Он на этот раз путешествовал осенью, в ноябре. Приехал с Печоры на Вычегду, в деревню Вольдино, на санках, на которых ездят на оленях, желая ехать на Ижму. Но дороги зимней ещё на Ижму не было, а потому Сибирякову пришлось прожить в Вольдино пять суток.

Я узнал, что в деревне Вольдино находится А. М. Сибиряков,— поспешил сходить в деревню, повидать Сибирякова и поговорить с уже известным мне миллионером. Придя в деревню, разыскал дом, где квартирует Сибиряков. Подходя к дому, вижу: оленьи санки, а на крыльце стоит одетый в доху из оленьих шкурок человек. Я поднялся на крыльцо и спросил человека в дохе, что мне хочется повидать А. М. Сибирякова. Человек в дохе ответил лаконично, что Александра Михайловича здесь нет… «Проезжает только его служащий». Человек в дохе старался укрыть своё лицо широким воротником, глядя в пространство.

Я постоял ещё несколько минут; видя себя не у дел и не желая навязывать свой разговор, спустился с лестницы, прошёл мимо стоящего человека на крыльце, который смотрел на свои санки. Не достигнув своей цели — свидания с А. М. Сибиряковым, — я пошёл к дому.

Через неделю приходит ко мне хозяин, у которого останавливался Сибиряков, и рассказывает, что тот щедро вознаградил его за квартиру и за одну лошадку, на которой он отвёз Сибирякова до с. Розьдина [Изваиль]. Кроме того, Сибиряков нанимал двух лошадей топтать дорогу, заплатив за это (100 вёрст) сто рублей. Ямщик Сибирякова удивлялся тому, что [ездок] очень мало кушает: «Питался в дороге одним ржаным хлебом, а чай пил вместе с нами».

В эту же зиму проездом из Ижмы ко мне заехал доверенный А. М. Си­бирякова Семён Петрович Мельников — хорошо прежде мне знакомый. Между прочим, в разговоре Мельников мне рассказал довольно курьёзный факт про своего хозяина А. М. Сибирякова, посетившего в ноябре ижемскую контору (Сибиряков приехал с Вычегды).

— Хозяин Александр Михайлович прибыл в Ижму поздно вечером, нас с женой дома не было, были в гостях… В доме находились только кухарка да кучер Степан… Александр Михайлович объявил себя служащим, так же сказал и его возница, что привёз служащего Сибирякова. А потому кухарка не слишком и ухаживала за приезжим: напоила чаем и, может, чем-нибудь и покормила, наладила место, где спать…

Мы с женой в гостях за картами просидели порядочно долго. Вернувшись к дому, прошли не через кухню, а по летнему крыльцу. Я был очень уже грузен от выпитого в гостях… Сразу повалился на кровать, также легла уже и жена… Не прошло и четверти часа, слышим, стучится в дверь из кухни кухарка. Я встал, отворив немного дверь, спросил: «Что нужно?» Кухарка, подавая мне карточку, шёпотом говорит, что здесь находится хозяин Александр Михайлович!.. Я помню, от этих слов обезумел. Вернувшись с карточкой в свою спальню, приоделся немного и пошёл в кухню. Вижу: и на самом деле Александр Михайлович. Поздоровался, извинился пред хозяином, который обыкновенно был любезен, просил меня допустить проверить в конторе приходно-расходную книгу…

Я тотчас же отворил двери конторы, засветив большую лампу, начал выкладывать все книги на стол. А потом отворил и сундук, где хранятся деньги. На этот раз в кассе денег не было ни гроша — сундук был пустой… Александр Михайлович поперелистывал книги, проверил приходно-расходную книгу; заглянули и в сундук. Обратился любезно ко мне, сказал: «Довольно»,— сам направился обратно в кухню, просил меня заложить в его санки лошадку и отвезти до Краснобора…

Я просил убедительно своего хозяина пожить немного, попить чаю и закусить. Но хозяин, вижу, неумолим… Пришлось нарядить кучера Степана, запрягать лошадь и везти хозяина. Александр Михайлович уже оделся в свою старую доху, ожидая, скоро ли будет готова лошадь. Наконец кучер Степан приходит и говорит: «Готово».

Александр Михайлович, любезно прощаясь с нами, сел в свои маленькие санки и поехал дальше. Отправив своего хозяина, мы ещё долго толковали с кухаркой и удивлялись хозяину, посетившему свой дом. Кухарка за своё ухаживание получила на чай 10 рублей. Вернувшийся кучер Степан тоже получил от своего седока, хозяина, 10 рублей. Они были очень довольны. Степан дорогой разговаривал с хозяином и удивлялся тому, что Сибиряков едет на санках, на которых ездят на ­оленях…

Весть о пребывании Сибирякова в Ижме разнеслась по селу. Ко мне стали собираться ижемские купцы-оленеводы (собутыльники), поздравляя меня с благополучным отчётом пред своим хозяином… По этому поводу я устроил пикник в виде банкета, и мы праздновали целых три дня — пили за здравие Александра Михайловича и кричали: «Ура!!!»

Мельников рассказывал, что Александр Михайлович поехал проверять контору уже сгоревшего лесопильного завода в устье р. Печоры. С устья Печоры Сибиряков поехал на оленях через тундру на пристань Ляпин. А с пристани Ляпин на р. Обь — в город Тобольск.

Мельников, уехавший к дому в г. Чердынь, обратно уже в село Ижма не вернулся, так как ижемская контора, не получавшая долгое время денежного аванса, была закрыта. Тем более, доверие к Сибирякову пошатнулось из-за его странного комического поведения — пошли слухи, что Сибиряков умом помешался… По некоторым данным, ассигнованный Сиби­ряковым 1 млн руб. капитала был за десятилетнюю его торговлю в Печорском крае израсходован, возникла задолженность банкам и частным лицам ещё около миллиона рублей. Пароходы и другое имущество было продано за долги с торгов. Хлебная торговля со складами перешла за долги тобольскому купцу Сыромятникову.

По рассказам доверенного ижемской конторы Мельникова, Сибиряков крупные убытки брал от оленьего товара, скупаемого по дорогой цене у ижемских оленеводов, которые вместо I сорта сдавали III сорт; хороший товар отправляли на Ирбитскую ярмарку — продавали сами.

Брошенный А. М. Сибиряковым в Печорский край миллионный капитал мало пошёл на пользу печорскому населению, больше им воспользовались посредники, печорские и чердынские торговцы, а также пользовалось белое и чёрное духовенство.

После передачи парохода «Норденшельд» другому хозяину проездом останавливался в Помоздино шкипер парохода латыш Киш. Он рассказывал мне про Александра Михайловича, как был им основан на устье Печоры, в Югорском Шаре (наверно, на острове Вайгач), мужской монастырь*. Была отстроена новая обитель, завезены 20 человек братии, монахов из Валаамского монастыря. При этом было доставлено на год разной провизии и вина.

Конечно, монахи жили, как сыр в масле катались: пили-ели хорошо, не трудились, только вдоволь спали. От такой беспечной жизни все заболели цингой и померли. Только остался один монах — крещёный еврей. Этот монах погребал умерших около обители в снег, а весной сам из обители удрал…

Шкипер Киш рассказывал, как они подходили пароходом к этой обители:

— На пароходе «Норденшельд» в то время находился сам А. М. Си­биряков. Пароход подошёл к рейду и начал подавать свистки. Но видим, что из обители никто не появляется. А потому пришлось спустить шлюпку — был сделан приказ хозяином осмотреть обитель.

Когда люди, ездившие на шлюпке, вернулись и рассказали Александру Михайловичу, что видели тлеющие трупы монахов с выклеванными птицами глазами и обитель пуста, основатель монастыря Александр Михайлович сделался мрачным; уйдя к себе в каюту, долго не показывался. И, как говорил повар, «хозяин ничего не кушает, все сидит за чтением Священного Писания». Киш говорил, что Сибиряков сделался душевнобольным, при наличии меланхолии, близким к умопомешательству. Киш говорил мне, что [Сибиряков] отдал распоряжение сходить закопать трупы в землю, то есть предать земле, а имущество из монастыря увезти. Киш рассказывал, что они ходили пароходом в эту обитель, похоронили монахов, но… имущество, какое было в обители, оказалось разграблено ещё зимою приезжающими с материка на оленях кочующими самоедами или печорцами — по направлению оставшегося монаха, крещёного еврея…

Я спросил Киша, где теперь находится Сибиряков. Киш определённо не знал, но всё же думал, что Александра Михайловича в живых нет. Говорил, в одно время были слухи, которые попали и в печать, что Александр Михайлович, проверив все конторы по своей торговле и увидя громадную задолженность банкам, скрылся в неизвестном никому направлении…

— Были слухи, что его видали на Афоне постриженным монахом. Это весьма возможно,— сказал Киш,— так как Александр Михайлович являлся сильным фанатиком, покровителем и благотворителем чёрного духовенства…

* * *
Такая вот патриархальность характера иркутского купца-миллионера, просветителя Печорского края, имевшего громадные заслуги: он укоротил спесь чердынских купцов-монополистов, державших долгое время в кабале всё печорское население; насадил капитализм на р. Печоре, сделавшего поворот от обменной торговли на денежную; усовершенствовал пути сообщения механической силой — пароходами, что можно видеть в начале ХХ века. На Печоре уже с 1898 года было основано почтово-пассажирское пароходство, пароходы ходили от устья р. Печоры до Кожвы. Пассажирский пароход делал несколько рейсов и до с. Троицко-Печорска.

Архангельский Беломорский порт постепенно стал забирать в свои руки весь хлебный транзит, завозимый в качестве годового запаса печорского населения. Лучшая рыба сёмга, излавливавшаяся на реке Печоре, нашла новый сбыт — через г. Архангельск она стала проникать в столицы. Чердынским торговцам на Печоре оставались белая рыба сиг, селёдка и другая дешёвая рыба. Через якшинскую пристань с р. Камы на р. Печору осталась для завоза одна соль.

Десятилетний период торговли на Печоре иркутского купца-миллионера А. М. Сибирякова положил начало капитализации, но при плохом руководстве и экономике привёл к полному краху. Но всё же такому быстрому подъёму [его] способствовал не один капитал — здесь способствовал духовный подъём всего населения Печорского края. Только медленно идёт насаждение культурной жизни Печорского края, по причине отсутствия просветительских сил, при глубоком фанатизме большинства сектантов-старообрядцев, бытовая сторона которых трудно поддаётся изживанию…

В бытовой жизни без её сознательности, при переходе к новой социальной жизни без подъёма масс понадобятся ещё десятки лет, чтобы поднять это на должную высоту, сломить бытовую жизнь (сектантства) в Печорском крае — весь этот мрак, являющийся тормозом подъёму культурной жизни Северного края.

Жизнь Печорского края конца XIX столетия, эпохи капиталистического экономического подъёма,— без морального воздействия духовных сил на затраченный А. М. Сибиряковым капитал — оказалась у разбитого корыта. Анекдотические сказания из жизни сибирского иркутского купца-миллионера, отошедшие, можно сказать, в область преданий, должны быть поучительны не только нам, очевидцам всего этого прошлого, но и для нынешнего революционного поколения, так как подобные затраты капитала без учёта его жизнеспособности тоже имеются: постройка консервного завода в устье р. Усы и якшинская автомобильная дорога — куда тоже затрачены попусту миллионы рублей.

12 апреля 1934 г., с. Вильгорт